September 1st, 2016
1 сентября. Свет осени
Свет золотой в алтаре,
В окнах - цветистые стекла.
Я прихожу в этот храм на заре,
Осенью сердце поблекло...
Вещее сердце - поблекло...
Грустно. Осень пирует,
Осень развесила красные ткани,
Ликует...
Ветер - как стон запоздалых рыданий.
Листья шуршат и, взлетая, танцуют.
Светлое утро. Я в церкви. Так рано.
Зыблется золото в медленных звуках органа,
Сердце вздыхает покорней, размерней,
Изъявленное иглами терний,
Иглами терний осенних...
Терний - осенних.
1 сентября 1905, Москва, Владислав Ходасевич, "Осень"
В окнах - цветистые стекла.
Я прихожу в этот храм на заре,
Осенью сердце поблекло...
Вещее сердце - поблекло...
Грустно. Осень пирует,
Осень развесила красные ткани,
Ликует...
Ветер - как стон запоздалых рыданий.
Листья шуршат и, взлетая, танцуют.
Светлое утро. Я в церкви. Так рано.
Зыблется золото в медленных звуках органа,
Сердце вздыхает покорней, размерней,
Изъявленное иглами терний,
Иглами терний осенних...
Терний - осенних.
1 сентября 1905, Москва, Владислав Ходасевич, "Осень"
( Collapse )
1 сентября. Тогда и теперь
Цветы поставьте в воду! Все за стол!
Мы будем пить вино и песни петь.
И нам еще не скоро стукнет сто,
И много еще хочется успеть!
Сегодня мы пришли издалека,
Мы принесли с собой свои мечты.
И рвутся мысли, как ремни мешка,
От груза красоты.
Дворцов и тюрем видим миражи,
Пока есть короли и палачи -
От белой двери - правды, и от черной - лжи
На связке на одной ключи.
А наши, наши истины в пыли,
И есть у нас друзья, и есть враги,
И нету просто неба и земли,
А есть глаза и есть шаги.
Мы верим и в тревоги и в покой,
Нам слышен женский плач и детский смех
Правдивой до неверности строкой,
Зачеркнутой в полученном письме.
И сердце состраданием дрожит.
Есть горе и печаль - ах, что там врать!
И время хватит только, чтобы жить,
Не хватит - умирать.
Ах, Буратино, деревянный плут!
Сиди на умных книгах и молчи!
И можно горе взять из белых рук -
Весну приносят черные грачи.
Цветы поставьте в воду! Все за стол!
Мы будем пить вино и песни петь
За север, юг, за запад, за восток,
За тех, кто может что-то не успеть!
1 сентября 1966, Юрий Кукин. Прослушать можно здесь:
https://music.yandex.ru/album/474087/track/4190638
Не накопив на медный грош дурного,
Душа взлетит над вышивкой степей,
Шлагбаум притяжения земного
Бесшумно отворится перед ней.
И больше
Не останется вопросов,
Лишь спирт с водою сплавятся в туман.
Поэтому не умничай, философ.
Сморкнись в три пальца
И подставь стакан.
Тяжеловата жизнь и подловата,
На первый взгляд
И на последний взгляд.
Скажи,
Что ты любил меня как брата,
И я поверю,
Я поверю, брат.
1 сентября 2014 года, «Шлагбаум», Чепурных Евгений Петрович
Мы будем пить вино и песни петь.
И нам еще не скоро стукнет сто,
И много еще хочется успеть!
Сегодня мы пришли издалека,
Мы принесли с собой свои мечты.
И рвутся мысли, как ремни мешка,
От груза красоты.
Дворцов и тюрем видим миражи,
Пока есть короли и палачи -
От белой двери - правды, и от черной - лжи
На связке на одной ключи.
А наши, наши истины в пыли,
И есть у нас друзья, и есть враги,
И нету просто неба и земли,
А есть глаза и есть шаги.
Мы верим и в тревоги и в покой,
Нам слышен женский плач и детский смех
Правдивой до неверности строкой,
Зачеркнутой в полученном письме.
И сердце состраданием дрожит.
Есть горе и печаль - ах, что там врать!
И время хватит только, чтобы жить,
Не хватит - умирать.
Ах, Буратино, деревянный плут!
Сиди на умных книгах и молчи!
И можно горе взять из белых рук -
Весну приносят черные грачи.
Цветы поставьте в воду! Все за стол!
Мы будем пить вино и песни петь
За север, юг, за запад, за восток,
За тех, кто может что-то не успеть!
1 сентября 1966, Юрий Кукин. Прослушать можно здесь:
https://music.yandex.ru/album/474087/track/4190638
Не накопив на медный грош дурного,
Душа взлетит над вышивкой степей,
Шлагбаум притяжения земного
Бесшумно отворится перед ней.
И больше
Не останется вопросов,
Лишь спирт с водою сплавятся в туман.
Поэтому не умничай, философ.
Сморкнись в три пальца
И подставь стакан.
Тяжеловата жизнь и подловата,
На первый взгляд
И на последний взгляд.
Скажи,
Что ты любил меня как брата,
И я поверю,
Я поверю, брат.
1 сентября 2014 года, «Шлагбаум», Чепурных Евгений Петрович
1 сентября. Про меру вещей
из дневника Андрея Тарковского за 1970 год:
...Рылся в старых бумагах и натолкнулся на стенограмму обсуждения «Рублева» в Университете. Боже! Какой уровень! Чахоточный и ничтожный. Но одно выступление — профессора математики, лауреата Ленинской премии Манина (ему вряд ли более 30 лет) — поразительно. Я разделяю его точку зрения. Конечно, о себе такого говорить нельзя. Но так я чувствовал себя, делая «Андрея». И за это Манину спасибо:
«Почти все выступающие спрашивают, за что их заставляют страдать в течение тех трех часов, что они смотрят картину. Я попытаюсь на это ответить. Дело в том, что в XX веке произошла некоторая эмоциональная инфляция. Когда мы читаем газеты и узнаем, что в Индонезии было вырезано два миллиона человек, это производит такое же впечатление, как и сообщение о том, что хоккейная команда наша выиграла матч. Это производит равное впечатление! И мы не замечаем чудовищной разницы между этими двумя событиями! По существу, пороги восприятия оказываются настолько выравненными, что мы не замечаем этого. Но я не хочу морализировать по этому поводу. Может быть, без этого мы не могли бы жить. Но есть художники, которые дают почувствовать истинную меру вещей. Они несут всю жизнь эту ношу, и мы должны за это быть им благодарны!»
Ради последней фразы можно было и выслушать два часа чуши.
Сейчас не то время, чтобы жаловаться и негодовать в кулуарах. Это время прошло. И жалобы выглядят бессмысленно и низменно. О том, как жить дальше, следует задуматься. Ибо можно ошибиться и с размаху «наломать дров». Речь идет не о выгодах, а о жизни нашей интеллигенции, народа и искусства. Если падение искусства очевидно — это как раз налицо, а искусство — душа народа, то народ наш, наша страна тяжело больны душевно.
( Collapse )
...Рылся в старых бумагах и натолкнулся на стенограмму обсуждения «Рублева» в Университете. Боже! Какой уровень! Чахоточный и ничтожный. Но одно выступление — профессора математики, лауреата Ленинской премии Манина (ему вряд ли более 30 лет) — поразительно. Я разделяю его точку зрения. Конечно, о себе такого говорить нельзя. Но так я чувствовал себя, делая «Андрея». И за это Манину спасибо:
«Почти все выступающие спрашивают, за что их заставляют страдать в течение тех трех часов, что они смотрят картину. Я попытаюсь на это ответить. Дело в том, что в XX веке произошла некоторая эмоциональная инфляция. Когда мы читаем газеты и узнаем, что в Индонезии было вырезано два миллиона человек, это производит такое же впечатление, как и сообщение о том, что хоккейная команда наша выиграла матч. Это производит равное впечатление! И мы не замечаем чудовищной разницы между этими двумя событиями! По существу, пороги восприятия оказываются настолько выравненными, что мы не замечаем этого. Но я не хочу морализировать по этому поводу. Может быть, без этого мы не могли бы жить. Но есть художники, которые дают почувствовать истинную меру вещей. Они несут всю жизнь эту ношу, и мы должны за это быть им благодарны!»
Ради последней фразы можно было и выслушать два часа чуши.
Сейчас не то время, чтобы жаловаться и негодовать в кулуарах. Это время прошло. И жалобы выглядят бессмысленно и низменно. О том, как жить дальше, следует задуматься. Ибо можно ошибиться и с размаху «наломать дров». Речь идет не о выгодах, а о жизни нашей интеллигенции, народа и искусства. Если падение искусства очевидно — это как раз налицо, а искусство — душа народа, то народ наш, наша страна тяжело больны душевно.
( Collapse )
1 сентября. Пространство детства
Сквозь пыль дорог, через туманы пашней,
Превозмогая плен падения вкось,
Горячим шепотом пронзенное насквозь
Пространство детства! Как сухая ветвь,
Пробившая тебя наклоном белых башен.
Беленою стеной и духотой заквашен,
Круженьем города — младенческий испуг,
Дрожаньем кружева тропинок. Залевкашен
Как под румянцем спрятанный недуг
Брак волокна древесного. Украшен
Смертельной бледностью воспоминаний. Страшен
Бесстрашный вниз прыжок с подгнившей крыши, вдруг…
Стихи в записи от 1 сентября из дневника Андрея Тарковского за 1970 год.
Пятнадцать лет. Наверное влюблен
В какую-нибудь Олю, Иру, Тоню...
Сейчас не то что девичьих имен
Я даже запаха их в общем-то не помню.
Да, ну и Бог с ним, помню только то,
Что той зимой морозы были жутки.
Я ненавидел зимние пальто.
Держал фасон. И мерз в осенней куртке...
1 сентября 2013 года, «Про мальчика», Чен Ким,
chen_kim
Уронишь гаечку ничтожную
И шаришь по траве рукой.
И с каждым мигом безнадежнее
Поездка к лесу за рекой.
И вдруг увидишь! - чуть заметно
Совсем не там, где ты искал,
Огранкою инопланетной
Блеснет на солнышке металл!..
Лети, пацан, на полной скорости
и будь как пионер готов
всю жизнь купаться в благосклонности
беспечных греческих богов.
1 сентября 2013 года, «Летние каникулы детства. Велосипед», Чен Ким,chen_kim
Превозмогая плен падения вкось,
Горячим шепотом пронзенное насквозь
Пространство детства! Как сухая ветвь,
Пробившая тебя наклоном белых башен.
Беленою стеной и духотой заквашен,
Круженьем города — младенческий испуг,
Дрожаньем кружева тропинок. Залевкашен
Как под румянцем спрятанный недуг
Брак волокна древесного. Украшен
Смертельной бледностью воспоминаний. Страшен
Бесстрашный вниз прыжок с подгнившей крыши, вдруг…
Стихи в записи от 1 сентября из дневника Андрея Тарковского за 1970 год.
Пятнадцать лет. Наверное влюблен
В какую-нибудь Олю, Иру, Тоню...
Сейчас не то что девичьих имен
Я даже запаха их в общем-то не помню.
Да, ну и Бог с ним, помню только то,
Что той зимой морозы были жутки.
Я ненавидел зимние пальто.
Держал фасон. И мерз в осенней куртке...
1 сентября 2013 года, «Про мальчика», Чен Ким,
chen_kimУронишь гаечку ничтожную
И шаришь по траве рукой.
И с каждым мигом безнадежнее
Поездка к лесу за рекой.
И вдруг увидишь! - чуть заметно
Совсем не там, где ты искал,
Огранкою инопланетной
Блеснет на солнышке металл!..
Лети, пацан, на полной скорости
и будь как пионер готов
всю жизнь купаться в благосклонности
беспечных греческих богов.
1 сентября 2013 года, «Летние каникулы детства. Велосипед», Чен Ким,
chen_kim1 сентября. Божьи очки
Дачный поселок в предчувствии осени дремлет,
Я выхожу на открытое небу крыльцо,
Звездная пыль оседает на ветки деревьев,
Звездная пыль на мое оседает лицо.
Стайка опят замерла под сосной у забора,
Выглядит сад непривычно в луче фонаря,
Лист пожелтевший неслышно слетает за ворот,
Словно ко мне прикоснулась рука сентября.
Густо созвездья на темном расставили метки,
Тихо мерцает вселенская древняя скань,
Месяц-воришка как будто бы краем монетки
Взрезал, надеясь разжиться, небесную ткань.
Ночь, утомившись за лето, в тиши отдыхает,
Все хорошо, но чего-то ей все-таки жаль,
Старенький бог, поправляя очки и вздыхая,
Штопает толстой иголкой осеннюю шаль.
1 сентября 2009 года, Татьяна Комиссарова,
Боженька на веточке,
Сверху свесив пяточки,
Ищет на траве очки
В пепле и золе.
Ищет он спокойненько,
Ищет в муравейнике,
Там, где лишь покойники
Жмутся на земле.
В бороде окладистой
Птичьи гнезда ладятся,
Отдышалась ласточка
И птенцы поют…
Серый дым над пашнями,
Сёлами вчерашними,
Угольками страшными
Создаёт уют.
Близоруко щурится
Боженька над улицей:
Стеклышки рассыпались
Поищи, давай…
Там бредут потерянно
Жители тетерями
На останках терема
Только мат да вой.
А земля заброшена,
Ни хрена хорошего,
То жара, то крошево,
Препаршивый вид.
Ничему не верится.
Боженька рассеялся.
Веточка без деревца
На воздусях спит.
1 сентября 2010 года, «На воздусях. Скоморошина», Ян Бруштейн,yanb
Я выхожу на открытое небу крыльцо,
Звездная пыль оседает на ветки деревьев,
Звездная пыль на мое оседает лицо.
Стайка опят замерла под сосной у забора,
Выглядит сад непривычно в луче фонаря,
Лист пожелтевший неслышно слетает за ворот,
Словно ко мне прикоснулась рука сентября.
Густо созвездья на темном расставили метки,
Тихо мерцает вселенская древняя скань,
Месяц-воришка как будто бы краем монетки
Взрезал, надеясь разжиться, небесную ткань.
Ночь, утомившись за лето, в тиши отдыхает,
Все хорошо, но чего-то ей все-таки жаль,
Старенький бог, поправляя очки и вздыхая,
Штопает толстой иголкой осеннюю шаль.
1 сентября 2009 года, Татьяна Комиссарова,
Боженька на веточке,
Сверху свесив пяточки,
Ищет на траве очки
В пепле и золе.
Ищет он спокойненько,
Ищет в муравейнике,
Там, где лишь покойники
Жмутся на земле.
В бороде окладистой
Птичьи гнезда ладятся,
Отдышалась ласточка
И птенцы поют…
Серый дым над пашнями,
Сёлами вчерашними,
Угольками страшными
Создаёт уют.
Близоруко щурится
Боженька над улицей:
Стеклышки рассыпались
Поищи, давай…
Там бредут потерянно
Жители тетерями
На останках терема
Только мат да вой.
А земля заброшена,
Ни хрена хорошего,
То жара, то крошево,
Препаршивый вид.
Ничему не верится.
Боженька рассеялся.
Веточка без деревца
На воздусях спит.
1 сентября 2010 года, «На воздусях. Скоморошина», Ян Бруштейн,
yanb