1941 и 1942 года.
Меня томит гриппок осенний,
Но в сердце нет былой тоски:
Сплелись в цепочку воскресений
Недуга светлые деньки.
Я рад причудливой бутылке
С микстурой, что уже не впрок,
Свинцовой тяжести в затылке,
Тому, что грудь теснит жарок.
Ведь смерть нас каждый вечер дразнит,
Ей в эту осень повезло!
Не потому ли, точно в праздник,
Вокруг так чисто и светло?
Как бел снежок в далекой чаще!
Как лед синеет у реки!..
Да: впрямь всего бокала слаще
Винца последние глотки!
12 декабря 1941, «Грипп», Дмитрий Кедрин.
В сизых тучках
Солнце золотится —
Точно рдеет
Уголек в золе...
Люди говорят,
Что ворон–птица
Сотни лет
Кочует по земле.
В зимний вечер
В роще подмосковной,
Неподвижен
И как перст один,
На зеленой
Кровельке церковной
Он сидит,
Хохлатый нелюдим.
Есть в его
Насупленном покое
Безразличье
Долгого пути!
В нем таится
Что–то колдовское,
Вечное,
Бессмертное почти!
«Отгадай–ка,—
Молвит он,—
Который
Век на белом свете
Я живу?
Я видал,
Как вел Стефан Баторий
Гордое шляхетство
На Москву.
Города
Лежали бездыханно
На полях
Поруганной земли...
Я видал,
Как орды Чингисхана
Через этот бор
С востока шли.
В этот лес
Французов
Утром хмурым
Завела
Недобрая стезя,
И глядел на них я,
Сыто щуря,
Желтые
Ленивые глаза.
Я потом
Из темной чащи слышал,
Как они бежали второпях,
И свивали полевые мыши
Гнезда
В их безглазых черепах.
Тот же месяц
Плыл над синим бором,
И закат горел,
Как ярый воск.
И у всех у них
Я, старый ворон,
Из костей
Клевал соленый мозг!»
Так и немцы:
Рвутся стаей хищной,
А промчится год —
Глядишь,
Их нет...
Черной птице
Надо много пищи,
Чтоб прожить на свете
Сотни лет.
Декабрь 1941, «Ворон», Дмитрий Кедрин.
Не в том, что ты была горда, -
Начало всех начал,
Не в том, что пела ты, когда
Я злился и молчал.
Да и не в кротости твоей
В какой-то нежный миг:
Другие были понежней -
Я не запомнил их...
И если уж на то пошло,
Несчастным самым днём
Ни разу мне не повезло
В сочувствии твоём.
И если даже был я тих
И молчалив, как сом,
Когда от прихотей твоих
Всё мчалось колесом,
Тебя не трогали ни злость,
Ни жалоба моя,
И дело так тобой велось,
Как будто я - не я...
Одна, стараясь за троих,
Пугая и маня,
Клянусь, ты больше всех других
Помучила меня.
И если я, уставши ныть,
Без времени умру, -
Прошу друзей во всём винить
Твою со мной игру.
Мне было б лучше, может быть,
На это наплевать,
Себя забыть, тебя забыть,
Спокойно есть и спать...
Но дело в том, но дело в том, -
Как это объяснить? -
Что в мире, без тебя - пустом,
Мне нечем было б жить...
И если б я свободен был
От всей возни с тобой,
Меня бы первый фриц убил
В мой самый первый бой.
Но я затем, воюя год,
Не вписан в мёртвый счёт,
Что полон рот с тобой хлопот
И предстоит ещё!
И я, зови иль не зови,
Но будет по сему, -
Опять вернусь к моей любви,
К мученью моему.
Встречая каждую зарю
Как близкой встречи весть,
За то тебя благодарю,
Что ты на свете есть!
Разъезд № 9 под ст. Неболчи, 12 декабря 1942 года, «Открытое письмо», Павел Шубин.